Дина Рубина: <Новая газета>, 20-22 декабря 2004 года.
ОБЪЯВЛЕНИЕ НА ДВЕРЯХ НОЧНОЙ АПТЕКИ: <СЛЫШУ! УЖЕ ИДУ>
Как же я люблю Одессу! Я всегда ее любила - по книгам, ни
разу в ней не побывав.
Стоит ли объяснять, что значат для литератора эти
имена - Бабель,
Олеша, Паустовский, Ильф и Петров? .
Покидая в 90-м Советский Союз, я оплакивала свою
несбывшуюся Одессу,
так как была уверена, что уже никогда, никогда. . .
Но колесо Истории вертится исправно. В тяжелом и нищем
93-м меня уже из
Израиля пригласили приехать в Одессу, выступить. И вот
ноябрь,
промозглый, обветшавший город, вывернутые лампочки в
подъездах,
выбитые окна. . . Первая наша встреча с легендарным
городом как-то не заладилась.
А может, грустно подумала я, Одессы-то уже и нет:
одесситы разъехались,
остались дожди, грязь, пустые прилавки. . .
И с этими тяжелыми мыслями я взобралась в вагон
пустого, по вечернему
времени, трамвая. И первым делом увидела плакат, на
котором была изображена
дамочка, перебегающая трамвайные пути.
Рисунок был снабжен четверостишием:
<Быть может, мечтая о сцене, о славе, она отступила от
уличных правил,
забыв, что подобная неосторожность буквально отрэжет
такую возможность!>.
Замерев от восторга, я опустила взгляд и на спинке
сиденья увидела процарапанное: <Все мущины - обманщики
и притворщики!>
и чуть ниже:
<Вы, Розочка, тоже не ангел!>.
А уж усевшись и подобрав с сиденья оставленный
газетный лист, немедленно
уперлась в объявление Одесской киностудии:
<Для съемок нового, цветного, широкоформатного
художественного фильма
требуются люди с идиотским выражением лица>
и, не успев задохнуться от проглоченного вопля удачи,
тут же прочла в разделе
<Спортивные новости>:
<Вчера в Москве состоялся матч между одесским
<Черноморцем> и
местной футбольной командой>.
Нет, подумала я, Одесса никуда не уехала, ее не размыли
дожди -
просто она переживает очередную эпоху очередной
революции. . .
Надо, поняла я, оказаться в одесском трамвае в час
<пик>.
И уже на другой день я висела на ступеньке трамвая
номер три, вслушиваясь в
перекличку внутри: <Соня, ты вошла? Соня!> -
<Она еще как вошла! Она мне уже трижды на > ногу
наступила!>.
Меня подпирал какой-то молодой человек в голубой
рубахе, висящий на подножке.
Двери не закрывались, и вожатый время от времени
говорил в микрофон:
<Ну ты, холубой. . . поднимись с подножки. . Холубой, я ж
сейчас не знаю,
шо будет. . Тебя мамця не узнает, холубой. . .. Наконец он
остановил трамвай,
выскочил с обрубком резинового шланга и со всего
размаху как треснет по спине
молодого человека! Я со страху чуть не свалилась. Вот,
думаю, будет сейчас
побоище! Ничуть не бывало. Не выпуская поручней из рук,
молодой человек
повернул голову в профиль и сказал спокойно:
Не понял юмора!
И еще одну прелестную сцену видела я в одесском
трамвае.
Это был полупустой вагон, и у окна сидели две то ли
москвички,
то ли петербуржанки. И одна из них громко бсуждала
пыльную, грязную и
провинциальную Одессу, которая не что иное, как
литературный миф. .
После этих ее слов в вагоне воцарилась тяжелая пауза.
Одесситы переглядывались и ждали, кто возьмет соло.
Наконец маленький сутулый старичок, меланхолично
глядя перед собой,
сказал задумчиво:
Да-а-а. . . коне-е-ечно. . . Одесса могла понравиться
только такому голодранцу,
как Пушкин. . . Но он здесь полюбил, и ему ответили
взаимностью! А вам, мадам,
даже если б вы и полюбили здесь кого-то, ответить
взаимностью не смог бы даже
такой старый еврей, как я!. И все вздохнули с
облегчением - и трамвай
покатил дальше.
А объявления - одесские объявления! На дверях одной
аптеки я видела целых два.
На одном было написано: <Аптека временно закрыта>, а на
другом, пониже:
<Фима, заходи!>. И еще одно, на дверях ночной аптеки,
нацарапанное от руки:
<Слышу! Уже иду!. .
Вообще в этот да и в следующие мои приезды со мной в
Одессе происходили
разные забавные и трогательные случаи и встречи, о
которых когда-нибудь
расскажу. Но самым страшным впечатлением был мой
собственный вечер в
Культурном центре. Ну, думала я, одесская публика,
конечно, должна быть
самой чувствительной к юмору. . Выступаю я легко,
артистично, рассказываю
много смешного и, в общем, не утомляю публику своей
прозой.
Наградой мне обычно бывает неумолкающий смех
аудитории. Но тут. . .
Внимательно и строго глядя на меня, одесситы молча
выслушивали всю мою
ударную программу. . . Прошли полчаса. . . Я поняла, что
это - провал. .
Никогда в жизни мне не было так страшно и одиноко на
сцене. . .
Благодаря своему опыту вечной выступальщицы я
дотянула вечер до конца,
промямлила какие-то завершающие слова. И тогда из
заднего ряда поднялся
здоровенный пожилой дядька с лицом персонажа из
бабелевского рассказа и
вежливо проговорил авторитетным тоном:
<Спасибо! Вы всех нас удовлетворили!>
|
(Человек голосовало: 293. Просмотров: 34360)
